Стремление к результатам в духовной жизни опасно, потому что вместе с идеей результата, успеха, достижения в душу вкрадывается идея обладания. В самом деле, раз я достиг чего-то, то по справедливости и по заслугам я буду этим обладать. Но в таком застывшем обладании всегда различим дух неподвижности, т.е. смерти.

Истинные отношения с Богом не предполагают какого-то обладания.

Так что же, нам отказаться от усилий духовного роста? Нет, духовный труд обязателен, мы должны жить в подвиге, очищаться от греха, духовно расти, совершенствоваться и иметь посильные аскетические труды. Опасность же состоит в том, что духовный рост может стать самоценностью, и тогда, не продвигаясь вверх, мы унываем и ропщем, а получая духовные дары, поднимаясь на одну ступеньку, мы готовы на ней поудобней расположиться, сделать себе “ку-щи” и сказать своей душе, как безумный богач: “Пей и веселись…”

Что же все-таки делать - стремиться к духовному росту или отказаться от него? И как иначе понимать сам духовный рост, если не как накопление добродетелей и высоких духовных качеств?

Мир, в котором мы живем, предлагает нам видеть призвание человека, смысл его жизни в том, чтобы становиться все сильнее и сильнее, богаче и богаче, умнее и умнее. Большой человек, великий человек, супермен - вот “герой нашего времени”. Мир утверждает культ великой личности, человека самодостаточного и самоутвержденного. В палеонтологии же есть закономерность: если какой-то биологический вид начинает рождать гигантские формы и это кажется наступлением поры его наивысшего расцвета, в действительности это симптом того, что этот вид стоит на пороге своего вымирания. Не является ли вообще гигантское признаком вырождения, а не расцвета жизни?

Христианство всегда сознавало опасность гигантизма. “И вся-кий раз, когда человеком овладевает воля к могуществу в этом мире, - писал Николай Бердяев, - он вступает на путь охлаждения и иссякания духа, на путь рабства этому миру”.

Церковь иначе отвечает на вопрос о предназначении человека, о его призвании к совершенству. Церковь предлагает нам такое величественное задание, такое великое предназначение, о котором мир не может даже помыслить. Она предлагает человеку стать Богом. “Ты - подобие нетленной красоты, - говорит святитель Григорий Нисский, - оттиск истинного Божества, восприемник блаженства. Когда ты обращаешься к Нему, то становишься то же, что и Он… Нет ничего среди сущего, что могло бы сравниться с твоим величием. Ты способен заключить Его в себе. Он живет в тебе и не испытывает стеснения, пребывая в твоем существе”.

Святые отцы прославляли величие человека, его глубину как местопребывание Бога. “Когда Бог смотрит на человека, - говорит митрополит Сурожский Антоний, - Он в нем не видит ни успехов, ни добродетелей, которых в нем нет. Он видит сияние Своего Образа, которое ничто не может разрушить в нем”.

Христианский путь жизни поражает мир своей беззащитностью и пугает тем, что он будто бы дает несравненно меньше, чем реалистические схемы здравого смысла. Поэтому многие люди не принимают христианства. Им кажется, что Бог у них что-то отнимает. Христиане выглядят бедными, нелепыми и странными со своим желанием занимать последние места в жизни - в сравнении с теми, кто хочет первых мест, успехов и богатства. И Церковь не оспаривает этого впечатления странности и неполноценности: “Посмотрите, братия, кто вы, призванные: не много из вас мудрых по плоти, не много сильных, не много благородных; но Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых; и немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное; и незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, - для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом” (1 Кор 1:26-29).

Сам Господь Иисус Христос избрал путь слабости, умаления.

И заслуга ХХ в., как кто-то отметил, в том, что в христианстве начало совершаться возвращение к тайне умаления, к Младенцу в яслях, путем создания духовных братств - малых братьев Иисуса Христа (Шарль Фуко) и малых сестер Иисуса Христа (сестра Магдалена). “Надо согласиться всегда быть маленькими, - говорила сестра Магдалена своим духовным дочерям. - Вы все еще слишком большие… Все ваши недостатки чаще всего происходят от того, что вы слишком большие… Будьте маленькими, маленькими, маленькими”.

Нам как ученикам Христа, призванным следовать за Ним, не должно удивляться тому, что нужно изучать высокое искусство немощи, умаления и воплощать его в своей жизни. Ведь и апостолы вначале думали, что в этом мире больше тот, кто больший, т.е. имеет много власти. Их представления о Мессии, о мессианском царстве были вполне человечны. Они думали, что мессианское царство наступит человеческим образом - силой и властью. И когда Иисус начал говорить о том, что Он должен пострадать - быть униженным, оплеванным, отвергнутым, распятым, то это никоим образом не входило в понимание учеников. Они этого просто не вмещали. А Петр даже стал прекословить Христу и удерживать Его.

И мы часто этого не вмещаем. Мы боимся оказаться самыми последними, а уж вступив на путь умаления, надеемся стать самыми последними. Но Шарль Фуко говорит нам: не бойтесь и не надейтесь. Последнее место уже занято. Кем? Иисусом Христом. Нам оставлено лишь предпоследнее место. Никто не может быть беднее, меньше и беззащитнее Христа.

Для учеников Христа постепенно открывалось, что Царство Божие требует каких-то внутренних изменений, преображений в самом человеке.

“В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает” (Мф 18:1-5). Здесь, конечно, не идет речь о том, что человек может как бы приостановить свой рост и превратиться в ребенка. Христос не имеет в виду инфантильность и не требует ее. Он не говорит: “Если вы не станете детьми”. Он говорит: “Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное”. И это “как” очень важно, оно говорит о сути ребенка. Это нас заставляет думать о том, что же в ребенке есть такого, что делает его великим пред Богом и достойным Царства Небесного. И Иисус Христос на этот вопрос отвечает: “Кто смирит себя, умалит себя и будет как это дитя”.

Ребенок полностью зависит от других людей, он немощен. Он не имеет той власти, которая дает возможность выживать людям в этом мире. Он зависим, незащищен и раним. Он может жить лишь упованием на любовь своих родителей, лишь доверием, что они его защитят, сохранят, накормят, обласкают, научат, т.е. вся его жизнь наполнена каким-то изначальным доверием. И Иисус Христос говорит Своим ученикам, что Его Отец Небесный ищет вот именно такого доверия человека к Себе. Доверие к Богу не позволит людям воздвигать вокруг себя какие-то стены, защищающие их, и расширять пределы своей человеческой мощи. Важно, чтобы они всё более и более делали себя зависимыми даже в самом малом от Бога, не думали о себе и не переживали себя как центр своей собственной жизни и жизни других людей.

Источник духовной жизни - не в человеке, а в Боге. Им определяется наша духовная жизнь и к Нему восходит. Чтобы понять смысл смирения, тайну умаления, нам нужно вникнуть в образ Иисуса Христа, иначе мы исказим смирение, будем в него играть.

Смириться - не значит подавлять в себе свое естество, свою природу, как-то насиловать ее. Смиряться - это всё более и более впитывать в себя образ Иисуса Христа, подражать этому образу, видеть, каков Он.

Будучи Сыном Божиим, будучи носителем Славы Вечной, Он становится одним из нищих. Он мог родиться в царской семье, но Он избирает участь сына плотника, Он избирает общение с мытарями, грешниками, блудницами, с больными, изувеченными людьми. Он избирает Своими учениками не каких-то блестящих, образованных, знатных людей, а галилейских рыбаков. И, в конце концов, Он умирает на кресте, как раб.

Только вникая в этот путь Иисуса Христа - а вникнуть мы можем лишь тогда, когда реально встретим Христа в своем сердце и полюбим Его, - мы начнем постепенно понимать, что такое умаление, что такое смирение.

Встреча человека с Иисусом Христом происходит в тот момент, когда Бог снимает с Себя ту Божественную мощь, с которой невозможно беседовать с человеком, потому, что она способна подавлять его. Бог умаляется, чтобы встретиться с человеком, и человек должен в каком-то смысле умалиться пред Богом.

Господь прост, как дитя, в отношении к человеку, и человек должен стать простым, бесхитростным, как дитя, по отношению к Богу. И вот на этом пределе обоюдного умаления появляется поле свободы, в котором возможно общение человека с Богом, в котором может действовать Бог. Именно в этой инственной пустоте Он переделывает нас.tта

“Мы знаем, - говорит митрополит Сурожский Антоний, - как трудно остаться наедине с самим собой, когда к этому не привык: делается боязно - тогда открывается перед нашим собственным взором внутренняя наша пустота, и в эту пустоту, в эту пустыню нам надлежит войти. Там будет одиноко, там будет пусто, там будет трудно жить, но только если мы сумеем жить в этой пустыне с Богом одним, сможем мы вернуться к людям, никогда не теряя Бога и способными, победив себя, победить все”.

Такое взаимное умаление Бога и человека и создает возможность их личностной встречи как “я” и “ты”. Когда Бог говорит человеку: “Это ты”, - в этот момент человек принимает от Бога свое “я” как дар. Одно дело собственными усилиями ковать свое “я”, утверждать свою самость, и совсем другое - с готовностью и благоговением принять свое “я” из рук Божиих. Отблеск этих отношений мы видим в одной восточной легенде.

Однажды ночью один влюбленный, полный отваги и настроенный победоносно, явился к дверям своей возлюбленной. “Кто там?” - спросила она. - “Это я!” Но она отказалась открыть ему и жестко сказала: “Уходи”. Молодой человек, обезумев от ярости, удалился, клянясь, что он ее забудет, что он ее уже забыл.

Он отправился в путешествие по всему свету, но не нашел забвения. И любовь снова с непреодолимой силой привела его к дверям возлюбленной. Вновь состоялся тот же диалог, что и в первый раз. Но, прогоняя юношу, она прибавила краткую таинственную фразу: “Ты не произносишь единственного слова, которое бы мне позволило открыть тебе”. Возмущенный, заинтригованный, удрученный юноша ушел, но теперь - не в поисках забвения в далеком путешествии. Гнев и страсть постепенно уступили в нем место мудрости. Его любовь, утратив неистовство, приобрела глубину и после многих лет вновь привела влюбленного к дверям своей возлюбленной - робкого и смиренного. Он скромно постучал. “Кто там?” Негромким голосом он ответил: “Это ты”. И двери тотчас отворились.

Поле свободы может стать почвой творчества, ибо в нем нет своего собственного содержания, оно в каком-то смысле есть поле-ничто.

Бог творит мир из ничего. Возникшее в отношениях взаимоумаления “я” и “ты” поле-ничто создает благоприятную возможность Богу творить, творить уже человеческую личность. Если мне не удалось умалиться, я предлагаю Богу себя как плотно исписанный лист бумаги, в который Ему трудно вставить хотя бы слово. И великое умаление Бога в том, что Он стоит передо мной-листом и терпеливо ждет, пока я сам не освобожу Ему место для строки. А когда я могу освободить место? Когда своей волей возжелаю Бога. По слову митрополита Николая (Кавасилы), любовь есть “добродетель воли”. Бог ждет от нас только любви к Нему и дает Себя нам не за дела и подвиги, а только в ответ на эту волю-любовь, на возжелание Его жизни. Бог-Любовь хочет только нашей любви. Нам трудно терпеть в себе недостаток любви, потому что самая большая потребность и радость наша - все больше любить друга во Христе. “Любить - вовсе не значит быть совершенным”, - говорила мать Магдалена. У нас могут быть большие недостатки, но важно, чтобы мы стремились только к любви.

Мир, в котором мы живем, боится этой любви, бежит от нее - это свойственно многим людям. Почему я боюсь любить? “Любовь, - говорит Жан Ванье, - это поиск, необыкновенно прекрасный и вместе с тем страшный, потому что любовь делает нас уязвимыми, когда мы открываемся другому.

Когда мы встречаемся с другим человеком, мы открываем то, что спрятано в нас и незаметно с первого взгляда. Что происходит, когда я называю кого-то другом? Я разделяю с ним невидимую часть себя - свои чувства, надежды, страдание, которые, может быть, на первый взгляд не так очевидны. Дружить - значит делиться тем, что сокрыто глубоко в нас. Но как только я открываюсь и предлагаю разделить то, что есть во мне, я становлюсь уязвимым, потому что любовь включает в себя уязвимость, способность открыть другому человеку ребенка, сокрытого во мне. И все мы боимся этого, мы боимся включенности в любовь. Вот почему мы бежим от своей слабости и ищем укрытие в успехах, престиже и многих других доказательствах своей силы. И мир, который нас окружает, - это мир, в котором люди боятся любить”.

Мы сейчас живем в мире, где все как бы определяется волей, стремлением человека не к Богу, а к власти и способностью эту власть осуществлять, удерживать. Человек жаждет оказаться на виду, стать влиятельным, стяжать себе имя и славу. Сатана поощряет его в этом, говорит: смотри, сколько в тебе силы, возможностей, не довольствуйся малым, у тебя будет власть над людьми. И кому-то кажется, что это единственный способ жизни, и можно не заметить, пройти мимо тех случаев, когда человек, живущий такой напряженной жаждой и удерживанием власти, истощает себя, калечит не только себя, но и очень многих других людей.

Для лучшего понимания тайны умаления я хотел бы вдуматься в опыт общения ребенка и родителей, поскольку дети имеют особое призвание и назначение в созидании Царства Божия. Что поражает нас в этих отношениях? Ребенок, как и икона, побуждает нас к совершению внутреннего душевного движения, как бы ждет от нас душевного усилия: войди в мой мир, в мою любовь и радость.

В общении с ребенком не действуют те маски, те личины, те знаки отличия, которыми пользуются взрослые в своем общении друг с другом в обществе. Ребенок способен пробудить в нас того младенца, который спрятан глубоко, сидит как бы в тюрьме, связан, но который хочет играть, радоваться и который хочет быть беззащитным, не вооружаться, не надевать на себя латы.

Если начальник, придя домой после работы, попробует говорить и общаться с собственным ребенком, как со своим подчиненным, то эти отношения очень скоро потеряют под собой реальность любви, т.е. реальность всякой жизни, они станут искусственными, неестественными.

Очень многие люди могут свидетельствовать о том, как дитя и опыт общения с ним приводили их к опыту Божественного, потому что ребенок требует любви, требует реального отношения к себе, и он очень остро чувствует, когда мы притворяемся, когда выдаем не чистую монету. Родители начинают понимать, что если они хотят реально общаться со своим ребенком, им, взрослым, нужно умаляться, учиться жить всей глубиной детства.

Умаляться не значит, будучи зрелым человеком, играть роль незрелого. Духовное детство есть плод зрелой веры: человек сходит с того пьедестала, на который он сам себя поставил в безличностных отношениях с обществом.

Умалиться - на самом деле это не умалиться, это просто отказаться от мании величия, которая тебя вольно или невольно заразила, от своей самости, которая привыкла властвовать и владеть чем-то, кем-то, навязывать кому-то что-то, и обрести свое истинное величие. Умалиться - это прежде всего означает отбросить то лишнее, что мешает человеку быть собой. Когда мы освободимся от всего лишнего в себе, Любовь Божия поспешит наполнить наше сердце, все затопить Собою.

Царство Божие - это Царство Отца. Если ты себя чувствуешь в этом Царстве как ребенок, вот в этом и есть умаление. Ты себя ощущаешь не только сыном человеческим, но и сыном Божиим, ведешь себя как ребенок. Ты одновременно маленький и великий, ты возрастаешь и умаляешься, страдаешь и улыбаешься. Такова одна из самых поразительных антиномий христианства.

Перед человеком стоит великий выбор - либо остаться только сыном человеческим (т.е. избрать природную жизнь), либо стать сыном Божиим. Если он выбирает первое, то становится ниже человека, замыкается на себе. И только одухотворив себя, став сыном Божиим, он становится человеком вполне.

Но если в человека не входит Божественное начало и человек не соединяется с Богом, то это замыкание на себе порождает страх перед другим человеком, невозможность по-человечески относиться к нему. Он не может в другом видеть человека, проникнуть в его глубины, для него другой - это или конкурент, или соперник, это в каком-то смысле враг.

Сын Божий - это не сила, не насилие. Сын Божий - это полнота любви к Отцу как сына к отцу.

Ребенок, который рождается в любой семье, как ни странно это звучит, в первую очередь - сын Божий, а во вторую очередь - сын человеческий. Ребенок этот урок преподносит тем, кто имеет глаза и уши, чтобы видеть и слышать. Иисус Христос пояснил это Своим ученикам: “Кто примет одного из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня” (Мк 9:37). Значит, Сам Бог входит в семью с каждым ребенком. С каждым родившимся человеком заново возрождается Царство Божие, присутствие Бога среди рода человеческого.

Каждый ребенок, еще будучи бессловесным младенцем, как пишет С.С. Аверинцев, “уже побывал в силе и славе” Божией.

Мне рассказывал недавно отец четверых детей, как сильно переживалось им рождение нового ребенка. “Когда рождается ребенок, - говорил он, - он смотрит на тебя, и ты видишь в его глазах одну только любовь, полноту, это вся его суть, и он не может ее скрыть, как тот человек, который уже вырастает и искажает ее. Он только что пришел в мир, еще не имеет имени, слов не различает, не прожил этой жизни, не вкусил ее опыта, его сознание еще не отделено от полноты Божества, того образа, который в нем посеян, а в нем дано уже то, что мы всю жизнь ищем. Это откровение Божие. Если мы это мгновение переживаем, то не знаем, как за него благодарить Бога”.

Умаление здесь в том, что родитель созерцает “силу и славу Божии”, явленные в образе беспомощного младенца. Это возвращает его к собственному величию, к образу Божьему, к Самому Богу. В этом истинном, а не мнимом величии человека мы получаем величайшее наслаждение от общения с Богом, от общения с вечностью, потому что всякое другое наслаждение, мания величия не приносят человеку счастья, они его только терзают, потому что это иллюзия, это невроз, болезнь, которую человек в себе культивирует.

Нельзя скрывать свое истинное лицо за именем, званием, достижениями.

Семья является естественной средой, живя в которой человек может духовно выздоравливать, умаляться. Дети его в этом плане могут быть хорошими учителями умаления.

Семья, в которой ты живешь, сама создает рамки аскезы, тебе их не нужно придумывать. Аскетическое предание себя ближнему в семье совершается естественно: ты должен постоянно в чем-то воздерживаться, отрекаться от своей воли, умалять себя, уничижать, терпеть. В любой момент надо все бросить и бежать к плачущему ребенку. Родители реально узнают, что такое пост и бессонница, когда им всю ночь нужно качать колыбель ребенка. В свое время я спросил в Иерусалиме: “Почему евреи в синагоге раскачиваются во время молитвы?” Мне ответили: “Их этому научили дети”. В религиозных семьях много детей, родители молятся, укачивая ребенка. Потом это стало частью религиозной традиции - покачивание во время молитвы.

“Мы созданы для любви. Пока мы одни, жизнь бессмысленна, смысл рождается, когда есть другой. Тайну своей жизни не откроешь, размышляя в одиночестве. Смысл жизни - тайна, и открывается она в любви, через того, кого мы любим” (Томас Мертон).

Любовь заключается в самозабвении, полной отдаче себя любимому, потому что он важнее меня самого. Любящий истинно не “экономит” себя, не отвергает мелких дел или вещей ради сохранения сил для каких-то больших, значительных дел. Это есть нищета любви. Здесь человек уподобляется Богу. Бог - самый нищий из всех. В каком смысле это можно понять? Его нищета является в непрестанной самоотдаче. Бог есть любовь жертвенная, самоотдающая, т.е. себя опустошающая. Если богатый в мире сем есть тот, кто старается побольше приобрести и поменьше отдавать, то Господь действует совершенно иначе: Он ничего не хочет приобрести, но, наоборот, хочет все отдать.

Иисус Христос говорит, что Его Отец уже не судит никого, но всю власть судить отдал Сыну. Он как бы умаляется перед Сыном.

Когда в семье один ребенок, ему очень трудно научиться самозабвению, отдаче себя, служению ближнему. Ему некому послужить. Когда несколько детей в семье, старшие дети вместе с родителями воспитывают младших, и в этом соработничестве они ощущают доверие к себе, обретают свое достоинство, учатся ответственности.

Церковь должна возрождаться через семью, через дух любви и служения, имеющийся в ней. Семья и Церковь должны взаимно питать друг друга. Только воцерковленные люди могут создать христианскую семью. Нельзя Церковь исправлять извне. Как говорил один пастырь, “проповедовать - это не значит нести Бога другим, это обрести Его уже присутствующим в них. Это приблизиться к людям, увидеть их красоту, распознать, каким образом Бог уже живет в них”.

Умаление возможно только тогда, когда человек знает свое достоинство, находится в самом себе, является самим собой. Человек может ложно понять умаление и в результате впасть в какое-то чувство малоценности. Читая аскетические книги, он может подумать, что чем хуже, невнятнее, грешнее он будет представляться самому себе, тем более он умалился пред Богом. В действительности же он культивирует в себе вину и грех, которые сами по себе реальности не имеют.

Грех - это искажение реальности, искажение души.

А умаление состоит в том, чтобы принять свое бытие как истинную реальность, как дар, данный Богом.

В спектакле Владимира и Людмилы Мезенцевых “Камера забытых вещей” поэт, почувствовавший, что все, чем он жил, - самообман, воскликнул: “Я ничтожество!” Но мудрый смотритель камеры, его тайный учитель, сказал ему: “Бог не может встретиться с ничтожеством, потому что Бог не творит человека для ничтожества”.

Что есть чувство ничтожества? Это на себе сконцентрированный взгляд. Оно связано с каким-то потаенным желанием быть над кем-то. Оно мучительно потому, что человек внутренне приписывает себе какие-то сверхсилу, сверхбытие, сверхзначимость и, не находя этому желанию реального воплощения, мучается.

Сказать вслед за апостолом Павлом: “Я ничто” (2 Кор 12:11) отнюдь не значит сказать “Я ничтожество”. Сознание ничто есть истинно творческая основа. Очень трудно определить это состояние, но оно есть какая-то потенция в руках Бога, и Он может из этого ничто, из этого сознания ничто - творить.

Самое главное в том, чтобы бытие не стало самозамкнутым и самодостаточным. Личность может жить только встречей с Богом, общением с Ним. Для этого она должна войти в состояние, которое предоставляет право действовать Творцу. В этом и есть умаление.

Чтобы состоялась эта встреча с Богом и, следовательно, состоялось умаление личности, человек должен встретиться с реальным Богом, а не с богом своего воображения, и предстать пред Ним как реальный, настоящий человек, без всяких масок и ложных представлений о самом себе, которые не могут дать силу возрастать личности. Индивидуальность любит идти путем все большего и большего самоутверждения: чем более я буду оригинальным и особенным, тем больше будет моя ценность. Следуя этому пути, человек все более отрывается не только от Бога, но и от окружающих людей, становится как бы над ними. Но при этом он отрывается и от самого себя, теряет себя.

Я никогда не видел своего духовного отца - архимандрита Серафима (Тяпочкина) в ложном положении в трудные минуты его общения с власть имущими, с гонителями Церкви. Он был в высшей степени свободным человеком, потому что всех любил. Никакого внешнего величия, блеска, вся духовная красота таится внутри, как сокровище, священный свет. Ты просто забывал, с кем ты говоришь. Ты забывал, что он пастырь, всеми любимый и почитаемый, ты видел перед собой - вернее, не видел - его, поскольку лицо его становилось в какой-то степени невещественным и сияющим. Ты был сам весь перед ним. Он весь - для тебя, он весь уходил в твои нужды и тревоги, его сердце полностью было с тобой.

Помню священника Даниэля из Хайфы, ныне уже покойного. Отец Даниэль на братской трапезе, которую приготовлял сам, всегда ел последним. Всех накормит, убедится в том, что все сыты, и тогда ест то, что осталось. В этом не было рисовки. Он пережил войну, знал, что такое голод и как люди умирают от голода. Самозабвенное служение ближним было выражением его истинного смирения.

Перед Богом Отцом все мы дети: и духовник, и отец, и мать, и дети, и только от Него мы можем получить жизнь и величие. Господь просит нас быть Его детьми.

Известно выражение одного из учителей Церкви о том, что слово “Бог” гораздо менее значимо для нас, чем слово “Отец”. Слово “Бог” подчеркивает различие между Ним и нами, слово “Отец” показывает родство: мы дети Ему, свои, родные, всегда неизменно любимые. И как радостно ответить нам на эту любовь!

Бог призывает человека к величию, но к величию, которое не обращено на себя, которое не любуется собою, которое не угнетает, не подавляет ближних. Он призывает к величию - сокрытому, сокровенному.

В беседе со своими детьми знакомый мне отец семейства привел им слова Иисуса о том, чтобы никого не называть своим отцом и учителем, ибо один у нас Отец и Учитель - Христос, и спросил их: “А кто же я?” Мальчики ответили: “Ты - папа”. Дочь сказала: “Ты - брат”. Что это значит? Это значит, что ребенок интуитивно отрицает первенство в отношениях. Иисус Христос не хотел первенства по отношению к человеку, по отношению к Своим ученикам. Это полное равенство является в Его (Иисуса) словах, обращенных к ученикам: “Я не называю вас рабами, Я называю вас друзьями”.

Господь посылает нас друг к другу, чтобы нам научиться жить с Богом и с братьями в полноте любви. Это возможно только тогда, когда мы встанем на путь умаления себя, истощания себя, живя в семье по крови или в семье духовной, живя в Церкви Христовой. Нам нужно умаляться для того, “чтобы сказать слово... чистое... свободное от самого себя, от себялюбия, от тщеславия, от всего того, что делает каждое наше слово мелким, пустым, ничтожным, гнилым. Делаем ли мы это с готовностью сойти на нет, только бы из этого человека вырос живой человек, невеста вечной жизни? А когда все это сделано, готов ли я сказать с радостью: “Да пусть совершится последнее, пусть и не вспомнят обо мне, пусть жених и невеста встретятся, а я сойду в смерть, в забвение, вернусь в ничто”? Готовы ли мы на это? Если нет - как слаба наша любовь даже к тем, кого мы любим! А что сказать о тех, которые нам так часто чужды, безразличны?”

У каждого человека, живущего в этом мире, есть определенный опыт зла, который человеком проживается как страдание.

Евангелист Иоанн Богослов говорит, что мир во зле лежит. Это христианское откровение отличается от восточного видения, суть которого в том, что материальный мир есть зло.

Если восточный человек просто принимает как данность то, что этот мир есть зло и единственное, что человек может делать – это убегать от этого мира, т.е. идти в некую недосягаемую для понимания сферу бытия, где эти страдания и зло уже его не затрагивают, то христианин, наоборот, призван на определенное служение в этом мире.

Он понимает, что хотя мир и во зле лежит, но в своей основе он есть мир Божий. Христианин призван вырабатывать свое отношение к происходящему в мире, он не может не видеть зла. Зло есть в мире, и ему надо как-то противостоять.

Попытку противостоять злу для того, чтобы оно не становилось беспредельным, а имело какие-то свои границы, делает и государство. Оно старается эти границы положить.

Но в государстве имеется такой изъян: принцип подавления и принцип репрессий, которые лежат в основе государства, и принцип страха человека перед наказанием, перед смертью, не изменяют жизнь к лучшему. Эти принципы могут ограничивать зло, но не могут искоренить его.

Мы знаем из истории, что государство с его механизмами борьбы со злом, не раз само становилось воплощением зла.

Иисус Христос, когда приходит в этот мир, принимает его. Он берет на Себя давление всего зла этого мира. Он соприкасается со злом во всех проявлениях, какие только возможны: непонимание, ненависть, предательство учеников, несправедливый приговор, мучения перед смертью и, в конце концов, позорная, и как бы уничтожающая личность, смерть на кресте.

Нас удивляет отношение Иисуса ко злу: «Вы слышали, что сказано: “люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего”. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо Он повелевает солнцу своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных.

Ибо, если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники?

Итак, будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5:43-48).

Прозрение, которое дает Христос на природу зла, таково: за всеми человеческими проявлениями зла стоит некая духовная сила, которую в Библии называют сатаной и дьяволом, т.е. противником Бога, той силой, которая расчленяет, которая хочет разрушить, разделить, превратить в ничто дело Божие и сам Божий мир.

Действие этой силы проявляется так, что она старается ранить человека и спровоцировать его на то, чтобы энергия зла возросла в этом мире. Зло имеет волевое и энергетическое начала. Волевое начало состоит в том, что человек может выбрать зло, но может и покаяться, и тем самым отвергнуть зло. Однако совершенное им зло уже выпущено в мир, энергия этого зла продолжает действовать в нем, и вопрос всякий раз в том, кто и как сможет остановить это зло.

Если человек следует принципу беспредельной мести, которую видим, например, в образе Ламеха в Ветхом Завете или если даже он дозирует мщение – «око за око, зуб за зуб», то все равно тяжесть этой духовной энергии, которая изливается в мир, умножается.

Эта сила способна вдохновлять людей на новое зло, она стремится к воплощению, так что могут возникать целые институты, социальные движения и идеологические системы, которые будут являть собой зло.

И вот Христос показывает, что есть только один способ не умножать зло и противостоять разгулу зла в мире – человек должен принять удар на себя или как бы вобрать это зло в себя и совершить что-то внутри своего сердца. Это и есть тот престол, на котором совершается великое таинство – таинство миротворения.

Таинство миротворения не бывает без жертвы, без страдания, без крови – человек должен вольно принять страдания, боль, и пропустить их через себя, чтобы родился мир души. Но совершение всякого таинства невозможно чисто человеческими силами, потому что по-человечески на боль хочется ответить либо бегством, либо злом. И даже если во мне имеется добрая воля любить, то без Христа она может превратиться в ненависть. Таинство миротворения возможно совершить только вместе со Христом.

Мир, лежащий во зле, есть творение Божие. Это значит, что зло само по себе не имеет бытия. Все бытие, которое заражено злом, в духовном плане может быть исцелено и приведено обратно в добро, в состояние доброты.

Есть народная притча. Является перед подвижником бес, огромный, и говорит:

– Я тебя сейчас могу проглотить.

– Это не великое дело, - говорит ему подвижник.

Тщеславный бес спрашивает:

– А что великое дело?

– Можешь ты в скорлупу ореха залезть? – говорит подвижник.

– Конечно, могу!

Бес влезает в скорлупу ореха, и подвижник закрывает скорлупу. Через некоторое время бес говорит:

– Ну, теперь выпускай!

– Я тебя выпущу только тогда, – говорит подвижник, – когда ты вспомнишь ту песнь, которую у престола Божия пел.

Бес визжит, скрежещет зубами, но все же потом начинает петь ангельскую песнь. Когда подвижник открывает скорлупу, то уже ангел отправляется на небо.

Каков смысл принятия зла на себя? Зло нужно внутренне, духовно преобразить.

С другой стороны, Христос всегда зло обличал. Христиане должны принять на себя эту смелость обличать зло, обличать все яснее и яснее, глубже и глубже осознавать корни зла, а не просто клеймить и проклинать зло.

Но и одного обличения недостаточно.

Надо трезво сознавать, как побеждали зло первые христиане: стойкостью, молитвой и словом, которое рождалось от Духа Святого. Таким же образом проходили свой подвиг противления злу многие мученики после революции в России.

Самое важное здесь то, что в молитве открывается любовь, плод любви – прощение, а плод прощения – мир.

Этот духовный труд, который человек проделывает – молитвой и любовью, вне противления злу, – в христианской традиции и называется миротворчеством.

Христос о миротворчестве говорит глубокие слова – «блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5:9).

Христианство признает некое насилие над злом, но в плане внутреннем, в прогнании зла от своего сердца, чтобы самому не стать носителем зла. В этом христианство бескомпромиссно и жестко: со злом внутри не может быть никакого компромисса, оно должно быть вытравлено, выгнано из человека.

Псалом[1] говорит о младенцах Вавилона, которые должны быть разбиты о камень. Духовно это означает, что все злые помыслы, все страсти должны быть жесточайшим образом уничтожены в самом их начале. Без этого человек не сможет обрести мир в себе и принести его другим.

Только в той мере, в какой ему удается стяжать благодать Святого Духа, Духа мирного, он становится способным быть и творить мир.

В православной аскетике есть изречение «Стяжи Духа Святого, и возле тебя спасутся тысячи».

Это происходит не так, что человек должен что-то говорить или как-то убеждать, но самое присутствие Святого Духа действует на людей и зло удаляется от них.

В присутствии святости и Духа Святого человек может покаяться и увидеть свою неправоту.

На святого Стефана Пермского, который научился местному наречию для того, чтобы веру Христову принести этому народу, восстали жрецы, хотели остановить его проповедь, и трое из них пришли, чтобы убить его. Но они вернулись, не тронув его. Когда их спросили, почему они не уничтожили этого человека, они сказали: «Мы не могли этого сделать. Он нас встретил с такой любовью, что мы пали на колени и попросили его благословения».

Мой знакомый рассказывал, как он поссорился со своим отцом, который был деспотичным человеком. Они долго спорили.

– Замолчи, – крикнул ему отец.

– Ты мне всю жизнь рот затыкал. Молчать не буду, – ответил сын.

Тогда отец взял пустую бутылку и ударил его по лицу так, что она вдребезги разбилась.

«В этот момент, – вспоминал мой собеседник, – со мной случилось что-то необъяснимое. Я схватил его, ударил, он упал на пол, а я его колотил. В один момент я взял его за плечи и сказал:

- Мне тебя убить?

Он ответил:

- А как хочешь, сынок.

И мои руки опустились. Если бы я не почувствовал то, что это действительно беспомощный человек и не услышал его голоса, я бы убил его. Потом никогда не простил бы себе, но в тот момент вспышки гнева я был как безрассудный, ярость поглотила все мое существо».

Что остановило руку сына? Вот это – «Как хочешь, сынок». Отец не сказал ему «сын», а ласковое «сынок», и это слово было услышано не только ухом, а сердцем. «Отец меня любит, несмотря на свою жестокость». В одно мгновение он освободился от ярости. Любовь победила зло.

Милосердие Божие, сначала втайне, а потом явно, приходит к нам, чтобы сотворить с нами то, что мы сами желаем сотворить всем сердцем, всей душой, но не можем.

Чтобы жить, нужно нравственно умиротвориться, ибо мы и в природе видим, что пышный расцвет является следствием тихой и ясной погоды, а не ветра и бури.

Нужно учиться твердо, спокойно и кротко принимать удары зла, не озлобляясь самому, но и не поступаясь ни йотой правды. Каждый, кто хочет идти к добру, не может миновать крестного пути. И мы должны идти по этому пути. Всегда бороться за человека и бороться против зла в нем и вокруг него. Иногда мы поступаем иначе – настроены против человека, играем со злом, оставляем ему место в себе. Но важно развить в себе способность обличать зло и грех по-христиански и никогда не утрачивать этой способности.

Ко Христу в Гефсиманском саду приближаются люди, которые были посланы, чтобы схватить Его. Когда Он говорит: «Азъ есмь», они падают ниц. Если бы Христос им не позволил, не дал возможность приблизиться, зло не могло бы прикоснуться к Нему. Только когда Он Своей волей принял крест человечества и страдания, зло, казалось бы, получило власть. Христос это делает добровольно, чтобы победить зло и смерть не силою, а смирением и преданием всего Богу.

Вершина миротворчества совершается на кресте, когда Иисус прощает Своих мучителей и, умирая, говорит «свершилось». Тем самым Он показал крестный путь добра.

Чтобы победить большое зло, надо сначала победить малое. Христос говорит: тот, кто будет верен в малом, тот будет верен в большом.

Что есть малое и большое зло?

Многие христианские подвижники древности говорили: «Тебя гонят – ты не гони, тебя бьют – ты не бей». Зло, которое нападает на нас, - малое зло. Зло, которое исходит из нашего сердца, - большое зло.

Существует духовный закон: Господь никогда не дает человеку испытания больше той меры, какую он может понести. Раньше, чем человек не научится побеждать малое зло, он не может духовно противостоять большому. Если человек не будет бороться с малым злом в себе, то он окажется во власти большого зла. Не в том плане, что с ним что-то произойдет. Он сам, того не ведая, может стать творителем большего зла.

Когда мы малое зло с помощью Бога побеждаем, то обретаем бoльшую свободу, и Господь вводит нас в уже бoльшую меру служения.

Опыт церковной истории показывает: когда мы не соблюдаем Христову заповедь и начинаем со злом бороться при помощи зла, то это зло проникает в нас и мы сами становимся его носителями.

Мы знаем о борьбе со старообрядцами. Те люди, которые благословляли пытать их, уничтожать, думали, что ревнуют по Богу.

Когда человек заражается злом, грехом, то разрушается не только его духовный строй, но нарушается и его душевное устроение, страдает и его плоть, т.е. он весь попадает под власть зла, испытывает какое-то непрестанное горение, но оно не радостное, а утомляющее и истощающее, оно как голод, как жажда, которые нельзя утолить. Зло само по себе таково, что его никогда нельзя насытить.

Образы адского состояния, которые дает Христос, известны людям, которые попали под власть такого зла и стали его служителями.

Попадая во власть зла, человек проходит три ступени падения. Первая ступень. Человек творит зло и мучается, потом кается.

Вторая ступень. Человек начинает испытывать некую радость от зла, от того, что может доставлять страдания другому человеку. Он радуется как бы своей власти.

Третья ступень. Зло становится внутренней потребностью человека, он совершает зло уже чуть ли не в виде религиозного акта. Небытие, смерть, зло, страдание, абсурд – все это неудержимо влечет его к себе. В служении злу он может стать своего рода аскетом, аскетом тьмы.

Человек ни при каких обстоятельствах не имеет права пропускать зло через себя. На мне оно должно остановиться. Это и есть непримиримое отношение ко злу. Парадоксальная диалектика: непримиримость рождает мир. Мир состоит в том, что я не пустил зло дальше. Я сам не смогу справиться, но Христос, Который во мне, остановит и попалит это зло. Я не должен его пускать через себя дальше на ближних и дальних, на родных и чужих, на любимых и нелюбимых.

В этом принципиально отличается Ветхий Завет от Нового. Ветхий Завет знает об этой страшной силе зла, знает, что зло, грех заразны. Это знает и Новый Завет. Распространение зла подобно эпидемии, и самому человеку нет возможности остановить ее. Закон может только оградить зло, но не может уничтожить его. Ветхозаветный закон непримирим ко греху настолько, что в своей непримиримости нередко впадал в слепоту: он был готов уничтожить грех вместе с грешником.

Христос же являет совсем иную парадигму – мирного и непримиримого отношения ко злу: грех ненавидь, а грешника люби.

С грехом нельзя примиряться, грех надо ненавидеть, грешника надо любить и стараться быть с ним в мире, потому что все мы грешники и от них первый «есмь азъ». Христос нас принимает, и потому нет оснований соседа не принимать, ближнего не принимать, он ничем не хуже меня. Христос тоже его любит.

Особое коварство зла в том, что оно часто приходит к нам через самых ближних. Вот один из ближайших учеников Иисуса – Иуда, и через него войдет зло. И к Моисею идет зло через самых ближних. Удивительно поведение Моисея. Он падает на колени, молится за тех, которые говорили на Него «злые слова», потому что понимает, что это бунт не против него, а против Господа.

Зло должно быть введено в какие-то границы. Есть грехи, которые недопустимы, грехи против жизни. Им надо класть предел. Победить зло в этом мире, который лежит во грехе, пока нельзя, но пределы ставить надо.

В личном плане человек не только может, а обязан остановить зло на себе, не пропускать его, он-то и должен стать живой преградой, границей, через которую зло не пройдет. Тогда он действует по образу Иисуса Христа, Который остановил все мировое зло на Себе, принял его на Себя. Сын Божий стоял насмерть, но мирно, и нам тем самым заповедал идти путем миротворчества. «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены Сынами Божиими» (Мф. 5:9). Достоинство и блаженство быть сыном Божиим дается тому, кто остановил на себе зло – миротворцу. Сейчас, увы, слово «миротворец» политизировалось и потому выветрилось.

Если Сын Божий, Христос примирил Собой, кровью Своей и народы земли, и небо с землею, то и те, кто идет вслед Ему – миротворцы – блаженны.

Мир, данный Христом, связан с единством. Апостол призывает: старайтесь «сохранять единство духа в союзе мира» (Еф. 4:3).

Вот сила Церкви, вот сила христианства. Настоящая сила. Не внешнее единение, которому Достоевский не верил и просил нас не верить, а единство духа в союзе мира, которое становится возможным лишь постольку, поскольку мы Дух Христов имеем в своем сердце.

Истинное служение истинному миру будет вызывать у людей непонимание, отталкивание и вражду. Так бывает и с любовью. По слову Сергея Аверинцева для ада Христос сущий ад. Явление настоящей любви поляризует сердца людей, они или влекутся духом любви или, наоборот, ожесточаются и стремятся к разрушению Духа Божьего. Мы не должны бояться приступить к служению примирения, нести слово примирения, примирения с Богом, с людьми и с миром. Апостол назвал примирение одним из служений, к которому все мы призваны.

Главное орудие этого служения – молитва. Молитва помогает нам сохранять разум в чистоте, не поддаваться заблуждениям, преодолевать в себе мелочность и гнев, избегать иллюзий и не попадать во власть жажды мести. Мы просим Господа наделить нас благодатью молитвы не для того, чтобы мы смогли лучше молиться, но для того, чтобы мы научились больше любить.

Господи милосердный,

Тебя называют любовью,

Любовью Ты создал вселенную.

Любовь эту Ты подтвердил на кресте.

Благослови нас, чтобы мы смогли научиться

Твоей любви

И принести ее туда, где она пока встречает отторжение.

Миротворец должен заботиться о своем противнике так же, как и о самом себе, должен помочь ему освободиться от того образа мыслей, вследствие которого притеснение и насилие стали для него привлекательны. Следование принципам ненасилия в его высшем проявлении принесет обеим сторонам победу.

Евангелие и вся ранняя христианская традиция требовали от своих последователей отказаться от насилия.

По словам Климента Александрийского, последователь Христа – это воин мира, член той армии, которая не проливает крови. Иустин Мученик говорил, что христианин не отнимает жизнь у другого, но во имя Христа отдает свою собственную.

Самое действенное противостояние немирности – это то, что я храню мир в себе, моя семья хранит мир, община хранит мир и Церковь хранит мир.

Противодействовать злу мы можем только храня мир, т.е. наша непримиримость ко злу – это и есть хранение мира, пребывание в мире с самим собой и с Богом. Это единственное, что может победить зло.

Зло пытается, прежде всего, лишить нас этого мира. Мы можем поддаться на искушение борьбы со злом и погубить в себе мирный дух. Когда кто-то ищет врагов как внутри церковной ограды, так и вне, это означает, что человек что-то не преодолел в себе.

Все время мы находимся в этом искушении начать борьбу со злом его же средствами, средствами вражды. Но на всякое понижение нравственного, духовного уровня христианин отвечает только его повышением.

Надо являть другую жизнь, она состоит именно в том, что я мирен. Я начинаю с себя. По словам Семена Франка «В ужасающей бойне, хаосе и бесчеловечности, царящих ныне в мире, победит, в конечном счете, тот, кто первым начнет прощать». Я должен примириться с Богом, с собой, с ближним.

С этого начинается все. Надо открыть важную для нас вещь – миротворчество это не состояние, а действие, т.е. человек не просто ожидает какого-то мира для себя, а он трудится. Но чтобы это действие стало возможным, человек должен стяжать внутренний мир. Церковь – это община миротворцев. Господь заповедал нам как ученикам Его быть миротворцами. Если в общине мир творится, значит, там есть Церковь, там есть Господь, там Царство.

Любовь к врагам является частью миротворчества. За врагов надо молиться, потому что об этом просит Сам любвеобильный Господь, Которому их очень жалко. И нам как их не жалеть, если они из-за нашей худости и скверности соблазнились и допустили злобу в свою нежную, богоподобную душу. Если разобраться, то они не нам враги, а себе.

Заповедь Иисуса Христа о любви к врагам и благословение проклинающих, благотворение ненавидящим, молитва за обижающих и гонящих нас является высшей точкой миротворчества.

Эта заповедь служит для примирения с Богом как добрых, так и злых.

Миротворчество в библейском понимании не заканчивается примирением Бога с творением, но продолжается как некая реальность нового творения. Думается, что миротворчество не прекратится и после второго пришествия, как некий образ сотворчества Бога и человека и дальше в новом творении. Миротворчество можно назвать способом жизни и в Царстве Небесном.

В Церкви и обществе мы сталкиваемся с двумя разными способами жизни. В обществе мы можем жить как в Церкви, но в Церкви мы не должны жить как в обществе, в социуме, как некоей проявленности этого падшего мира.

Если в Церкви жить и бороться со злом по законам этого мира, то происходит ее обмирщение как потеря измерения мистического, измерения Царства Небесного.

Бороться со злом, быть непримиримым ко злу в Церкви можно только одним способом – жить в Боге, т.е. жить по законам Царства Небесного.

Мы знаем, что закон Царства Небесного есть закон жертвы, отдачи себя. Это не установление границ, не установление неких рубежей, за которые злу нельзя двигаться, а именно способ жизни в Боге.

Перед человеком, живущим в Боге, зло останавливается само, как перед Аароном. Или же, если зло чрезвычайно агрессивно, оно убивает этого человека, как оно убило Иисуса и многих его учеников, например, апостола Иакова, а недавно брата Роже из Тезэ.

Но оно проигрывает, даже когда убивает. Зло, смерть только внешним образом добиваются своего. Нет ничего общего у Христа со Велиаром, нет ничего общего у Бога и у смерти.

Истинная победа над злом достигается через то, что человек начинает жить, а не бороться, начинает жить с Богом, заключая завет с Ним, входя в общение.

Жизнь в миротворчестве, с Богом – это способность общения с Богом, потому что общение и есть плод мира, благоденствия.

Способность и возможность общения и есть плод примиренности, плод мира и мирного противостояния злу, плод жизни в мире и как следствие этого общение является признаком Царства Небесного. Мы участие в Евхаристии называем приобщением. Говорим: приобщились, т.е. мы соединились через причастие со Христом и друг с другом.

Так через способность сохранять общение с каждым в этом мире, с каждым из этого общества, мы преодолеваем зло, потому что зло и как конечное проявление зла – смерть, есть разрушение общения, разрушение отношений или их прекращение.

Уходя от общения, от диалога, мы уступаем силе зла. Только через общение Церкви с обществом, если Церковь живет по законам Церкви, мы можем противостоять злу этого мира.

Миротворение – это всегда жертва. Мир приобретен жертвой Христа. Часто у миротворца возникает мысль о том, что все его усилия бесполезны, не помогают, мир не становится лучше. Но, как ни странно, именно этим погружением в кажущуюся тщетность, умалением достигается мир. Если для человека становится что-то невозможным, значит, время действовать Господу, время творить мир.

Об этом мире всего мира молился Шарль Фуко:

«Отче, Ты хочешь, чтобы между Твоими детьми царила неистребимая любовь, чтобы они терпели друг друга с нежностью и упорством, дабы сохранить мир, чтобы они без сопротивления принимали насилие, оскорбления, даже самую смерть, чтобы они предпочитали умереть, лишь бы не нанести брату раны, не бороться против него.

Отче, в какой же любви, в каком мире, в каком нежном единении Ты хотел бы видеть Своих детей.

В Твоем свете ясно как день, что малейшее умножение любви среди детей Божиих в тысячу раз ценнее, чем все материальные блага мира.

Не будем защищаться, когда нас обижают, подставим горло как агнцы, чтобы нам не вступать в спор с братьями, но побеждать их добротой, чтобы мы подражали божественному Агнцу, Который позволял бить Себя, оплевывать, ругать, завязывать Себе глаза и бичевать Себя, надеть на Себя терновый венец и возложить на себя Крест.

Будем же переносить все оскорбления, все несправедливости, издевательства, насилия, пощечины, удары, раны, оковы и смерть. И будем молиться за тех, кто ненавидит нас: «Отче, прости им, ибо не ведают, что творят». И возблагодарим Бога, что Он удостаивает нас, столь недостойных, такого сходства с Собой. Аминь».

Человеческая жизнь без Христа - заблуждение. И Павел об этом сказал
очень хорошо: ="То, что для меня было преимуществом, то ради Христа
я почел тщетою"= (Флп 3.7). Новый Завет постоянно призывает к этому
новому рождению, к лучшей жизни, чтобы человек стал новой тварью.

Когда человек живет природной жизнью, его дух томится как в тюрьме.
Устает он от самого себя, потому что ему кажется, что он сам и есть
смысл жизни. Бог хочет, чтобы этот дух вырвался на свободу и обрел
Христа. Человеку предлагается более возвышенный центр - вечная
жизнь, единственная жизнь.

Однако некоторые люди упорно не желают идти по пути с Богом.
Что держит их в этом упорстве сердца, почему так получается?

Некоторые говорят: я умный, образованный, интеллигентный, и мой ум,
моя утонченность не позволяют мне верить.

Получается, что вера в Бога - от невежества. Но не ум не позволяет
нам веровать, а наши грехи. Ум не враг в вере, а дивный помощник.
Заповедь блаженства гласит: ="Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога
узрят"= (Мф 5.8). Человек с неочищенным сердцем Бога не увидит.
Поэтому Господь наш Иисус Христос начал свою общественную проповедь
с призыва: "Покайтесь!" Одухотвориться можно только через покаяние.

Некоторые говорят: "Я хотел бы верить, но не чувствую Бога".

Но если мы не имеем и капли веры, то все же можем возыметь добрую
волю возжелать веры и общаться с теми, в ком она есть, читать
Евангелие. И через такую веру мы можем прийти к Богу. Если человек
сделает даже один малый шаг к Богу, то Бог Сам спешит нам навстречу,
как поспешил любящий отец к возвратившемуся блудному сыну.

Что мешает людям обратиться ко Христу? В голове у них мысли: "Что
нам менять в жизни? Мы не хуже других: воспитанны, порядочны.
Что изменит наше обращение? Мы примерно такие же, как христиане..."

Очень трудно человеку, когда он не понимает, что его жизнь могла бы
стать много лучше, если бы он обратился ко Христу.
От человека зависит, как он проживет жизнь: с великой целью или
с низменной. Некоторые люди говорят: жизнь - это поиск удовольствий.
Кто-то говорит: для меня жизнь - моя профессия. А для кого-то
жизнь - богатство.

Человек считает, что самое главное в жизни - самовыражение,
самоутверждение, и полностью зависит от людей и обстоятельств.

Он надеется, что его внутренний мир сформируют эпоха, время,
государственный закон, коллектив, титулы, звания, массовая культура,
цивилизация. Он боится быть несовременным, немодным, спешит
всё видеть и всё знать, напоминая малое дитя, которое во время
прогулки с мамой беспрерывно просит: "Мама, купи машинку,
купи пистолет, купи мороженое, купи жвачку". Купи, купи, купи...

Человек должен спросить себя: почему он подчиняет свою вечную сущность таким незначительным вещам и сосредоточивает внимание на том, что тленно, а не вечно? Если человек не выберет вечность, то
его жизнь, не посвященная Христу, будет убогой и незначительной.

Беспорядочность в общении человека с миром, открытость миру сему
нараспашку вредят душе человека. Он становится рассеянным,
невоздержанным, всеядным, живет как импрессионист - мигами,
впечатлениями, раздражителями, то есть по горизонтали. В видимом он
не созерцает невидимого. Откровение вечности во времени исчезает
для него. Не получив внешних раздражителей, он скучает, мучается,
страдает, ему нечем жить. Поэтому его так неудержимо тянет
на площади, на улицы, где мятутся толпы чего-то ищущих людей,
где массовая культура и цивилизация показывают себя во всём своем
уродстве и бесстыдстве.
В современном мире человек часто живет, уходя в "виртуальное
пространство" - не только в компьютерный виртуальный мир,
а в придуманный, нереальный мир. Он живет, меняя маски: на работе -
одна, в семье - другая, с друзьями - третья. Маской может стать всё,
чем человек закрывается от жизни, от Бога.

Но в какой-то момент Господь открывает ему реальное видение самого
себя.

Часто это бывает связано с незаурядными событиями - радостными
или трагическими. Для того чтобы человек расстался хотя бы на миг
с привычной маской, почти всегда требуется встряска. И то, что
он видит под маской, не всегда ему нравится.
Что же делать дальше?

Человек духовный решает эту ситуацию покаянием, которое необходимо,
чтобы вернуться на путь истинной жизни - жизни без масок, где можно
жить с Богом.

Если же человек еще не пробудился к духовной жизни, то очень часто,
увидев себя без маски, он пугается. Такого себя он еще не знает.
Но Господь ждет, что выберет человек: вернется к привычному
выдуманному миру или попытается, как младенец, учиться жить в мире
реальном. Последний выбор очень труден, но только на этом пути
Господь может помочь. Он не может нарушить нашу свободу, если
мы выберем жизнь в укрытии от Него.

Если человек не использует эту возможность встретиться с Жизнью,
с Богом, то маска может прилипнуть к нему на всю оставшуюся жизнь.
Мы часто видим эти маски даже внешним взором - люди прихорашиваются,
меняя свой естественный облик. Особенно это печально видеть в старых
людях.

Ясно, что человек не хочет снимать маску, она ему нравится.
И окружающим нравится. Если бы окружающим не нравилось, то тогда бы
человек эту маску снял. Здесь нет никакой красоты, а только
пошлость. Человек должен сохранить свой естественный облик, который
дал ему Господь. Но за него нельзя решать этот вопрос.

Если сорвать маски, то можно ранить человека, совершить надлом.
Ему тогда нечем жить. Поэтому надо не срывать маски, не обличать,
а деликатно и осторожно подводить человека к тому, чтобы он сам снял
эту маску.

Человек надевает маски, когда ему холодно, когда вокруг он не видит
любви. Если мы негодуем по какому-нибудь поводу при встрече
с человеком, даже если мы не произнесли ни слова, от нас идут
невидимые токи, и он их чувствует. Если согреть человеку сердце,
он сам снимет маску. Когда человек пришел в какую-то комнату
в теплой одежде, он сидит, разговаривает. В этой комнате усилилось
тепло. Тогда он сам снимает пальто, потому что ему жарко.

Можно просто улыбнуться. Никто человеку не улыбался, все ходили
в масках - сердечные отношения в обществе не приняты, есть лишь
функции, - и вдруг человеку улыбнулись.

Всё жесткое, сухое - не жизнь, а мягкое, нежное, льющееся - жизнь.
Посмотрите на сухое дерево и на то, что с ним бывает,
когда разбушуется ветер с ливнем. Оно ломается. Но это же дерево
устоит, когда оно живое. Так рассуждали древние мудрецы.

Чтобы в человеке росло семя добра и желание жить с Богом,
нужна почва, или воспитание. Если есть хорошее семя, но нет для него
почвы - только камень, то я не пойду бросать это семя на камень,
я знаю, что оно не прорастет. Плохих людей нет, есть плохое
воспитание. Если бы с детства человека воспитывали в любви, он
и в жизни был бы человеком любви, способным давать людям радость,
утешение, духовно помогать всем, с кем он встретится в этой жизни.

Однако бывает, что с детства два человека росли в одной семье,
получили одно воспитание, но один встает на путь добра, а другой
выбирает совсем другую стезю.
Это часто связано с отношением родителей к детям - кого-то любили
больше, больше внимания оказывали, а кого-то - меньше, и это потом
отразилось на психике людей, на их моральном, нравственном
состоянии. Нормальная мать и нормальный отец не делают предпочтения
одному ребенку перед другим, они должны учиться относиться к каждому
терпимо, даже если ребенок на голове ходит. И исправлять поведение
надо терпением, вниманием. А если в этом ему отказано, ребенок будет
чувствовать себя ущербным, будет протестовать.

Чувство ущербности - это, видимо, одна из причин, которая не дает
человеку прийти к Богу. Это чувство, что "мне что-то не додали".

А бывает, что человеку слишком много уделяют внимания,
он перекормлен этим вниманием, избалован, из него подспудно делают
некий "центр земли". Когда такой человек выходит в мир, он
не находит того внимания, к которому он привык в семье. И тогда
он тоже начинает бунтовать против иного к нему отношения.

Можно ли человека "перекормить" любовью? То, что называется -
избаловать его? Очень часто мы встречаем людей, о которых нельзя
сказать, что их не любили, но любовь была такая неумеренная, что
они получились травмированные.

Святые отцы говорили: "Добро твори с рассуждением". Это относится
и к любви. Любовь твори с рассуждением. Любить - это не значит
только ласкать человека, дарить подарки. Любить - это значит
не проявлять насилия по отношению к другому человеку. Любить -
это значит дать ему жить свободно, оберегая ту свободу, которая есть
не вседозволенность, а внутренняя свобода. Мать и отец должны
понимать, что у их ребенка есть Тот Отец, Который может любить
лучше, чем они. Нельзя приводить ребенка к себе - родители часто
делают такую ошибку. Надо стараться приводить ребенка к Богу. Тогда
он будет жить совершенно иначе - в этой блаженной свободе, которая
всем нам нужна. Но не всегда хватает у людей на это благоразумия.

Воспитанный в добре человек - целостный человек. Добро -
это целостность. Если его не воспитали в добре, то у него возникает
внутренний раскол. Нельзя сказать, что он совсем не имеет
этого семени добра. Оно есть, но оно не проявляется в такой полноте,
чтобы не дать место злу, которое всегда пытается проникнуть
в человека.

Важно преодолеть этот раскол, эту раздвоенность. Надо уметь бороться
с темной силой. Часто люди не умеют бороться со злом - на зло
отвечают злом. Но человек исправляется только любовью.

Если человек продумает и поймет это не только умом, но и сердцем,
тогда он будет стремиться общаться со всеми в любви, будет прощать,
потому что всякий натиск зла в отношении себя он воспримет духовно -
не как акт хулиганский, а как крик о помощи человека, которого
недолюбили, которому плохо. В такой парадоксальной форме человек
часто кричит о помощи.

Мир этого не понимает. Если человек ворует, то с гражданской,
социальной точки зрения, это - уголовное явление, человека нужно
посадить в тюрьму, за решетку. А если понимать духовно, то в такой
форме человек кричит на весь мир: "Меня недолюбили!" Какое может
быть отношение врача к человеку, у которого высокая температура,
который болен? Он всеми силами старается помочь этому человеку,
потому что иначе тот умрет. Так и здесь: человек кричит о помощи,
и ему нужно помочь, забыв о том, что он вор и рецидивист.

Был случай, когда в квартиру влезли два вора. Хозяина дома не было,
а домашняя собака, овчарка, была закрыта на кухне. Воры обчистили
квартиру и с сумками побежали мимо окна. Собака, еще когда
они действовали, проявляла беспокойство, лаяла, но выйти к ним
не могла, потому что дверь была закрыта на замок. И вот она разбила
стекло, прыгнула (дело было на первом этаже) и побежала за Ними.
Она схватила одного вора за горло, порвала ему аорту. Он стал
истекать кровью, и люди, живущие во дворе, увидели это.
Они понимали, что перед ними воры. Но они не сказали: "Так вам
и надо!", а тут же побежали звать "скорую помощь". Когда приехала
"скорая помощь", врач ничего не могла сделать, потому что собака
не отпускала этого человека, ее мог взять только хозяин. Тогда
люди вспомнили телефон хозяина, позвонили ему на работу. Он приехал,
взял собаку, и тогда этого истекающего кровью вора на "скорой
помощи" отправили в больницу.

Врач, который оказал ему помощь, не рассуждал, кто перед ним.
Он просто видел человека, которому нужно помочь. Это уже духовное,
христианское отношение, Христово отношение к человеку.

Путь христианский - это путь восхождения и путь нисхождения.
Наверно, видеть так человека, как видели эти люди и врач, можно,
только имея опыт Фавора. Только побывав на Фаворе, можно увидеть
человека другими глазами: человека-преступника - как человека
страдающего.

Кто твой ближний? Сказано: тот, кто нуждается в твоей помощи.
На Литургии мы молимся о мире всего мира, то есть и о людях, которых
мы не знаем. Ближний может появиться неожиданно. Идет человек
по улице и вдруг видит: старый человек упал, обессилев. Я его
совершенно не знаю, и он был для меня далеким, а сейчас
стал ближним. Я не могу пройти мимо него, я должен остановиться,
поднять. Если у него сердечный приступ -значит, надо вызвать "скорую
помощь", помочь.

Итак, наш ближний - это тот, кто нуждается в нашей помощи, помощи
разной - и физической, и духовной.

Легче всего помочь материально. Почему? - Потому что человек часто
не готов принять иной дар. Внешнюю помощь легко оказать. А вот
духовную помощь - так, чтобы она была принята, - совершить сложнее.
Ты хочешь, чтобы человек жил с Богом. Но это не подарок, который лежит у тебя в руке, чтобы он протянул свою руку, а ты вложил бы в нее этот дар.
Это не значит, что духовную помощь совершить нельзя: мы молимся о людях, которые живут с Богом еще анонимно. Но когда произойдет их встреча, когда откроется их сердце, когда они узрят Бога - это непредсказуемо, это не рациональное действие. Мы можем этого только благожелать, а за человека прийти к Богу нельзя, за человека нельзя стать духовным. Он должен пробудиться сам. А как будет Господь действовать в его жизни - это тайна.
Даже если человек не верит в Бога, Бог верит в человека. Верит с надеждой, что может наступить такой момент, когда человек пробудится.